Анри-Огюст Барбье (Henri-Auguste Barbier) (1805-1882)
французский поэт, драматург, принадлежавший к романтической школе

• Список стихотворений поэта

Перевод стихотворения Le Lion на русский язык.

Лев

I

Я видел, как скакал и прыгал предо мной
В великом городе по звонкой мостовой
Три дня народный лев, великим полон гневом.1
Я видел, как потом, с раскрытым страшно зевом,
Он бил себя хвостом и гриву разметал,
Как каждый нерв его от ярости дрожал,
Как раскалялся глаз, как жилы раздувались,
Как грозно он рычал, как когти простирались,
Как он утих потом среди толпы густой,
Там, где неслась картечь и дым пороховой —
У Луврского дворца… Облитый кровью алой,
Он тяжело дышал, от битвы той усталый;
Открыта пасть была, и красен был язык…
Гигантским телом там к воротам он приник
И завалил тогда величьем рыжим
Весь трон, повергнутый взволнованным Парижем.

II

Потом нечаянно я видел: без числа
Толпа под сень его униженно ползла;
Я видел: карлики, которых заставляли
Дрожать его шаги, ручонки простирали —
И, бледные еще, его целуя шерсть,
Ласкаяся к нему, твердили нагло лесть,
И, лапы облизав и пав перед порогом,
Назвали львом его, царем и полубогом.
Когда ж, пресыщено и кровью и хвалой,
Надеясь потрясти последней грязи слой,
Проснувшись, чудище хотело кончить дело,
Когда, раскрыв свой зев и шевельнувши тело
И гриву жесткую — и встало, и пошло,
И мощно головой своею потрясло,
И, с гривой по ветру, по-царски зарычало —
Так цепь намордника могучий зев сковала!

1 Три дня — имеются в виду события 
27—29 июня 1830 года в Париже.

Лев

    1

Я был свидетелем той ярости трехдневной,
Когда, как мощный лев, народ метался гневный
По гулким площадям Парижа своего,
И в миг, когда картечь ошпарила его,
Как мощно он завыл, как развевалась грива,
Как морщился гигант, как скалился строптиво...
Кровавым отблеском расширились зрачки.
Он когти выпустил и показал клыки.
                  
И тут я увидал, как в самом сердце боя,
В пороховом дыму, под бешеной пальбою,
Боролся он в крови, ломая и круша,
На луврской лестнице... И там, едва дыша,
Едва живой, привстал и, насмерть разъяренный,
Прочь опрокинул трон, срывая бархат тронный,
И лег на бархате, вздохнул, отяжелев, - 
Его Величество народ, могучий лев!

    2
                  
Вот тут и началось, и карлики всей кликой
На брюхах поползли в его тени великой.
От львиной поступи одной лишь побледнев,
Старалась мелюзга ослабить этот гнев,
И гриву гладила, и за ухом чесала,
И лапу мощную усердно лобызала,
И каждый звал его, от страха недвижим,
Своим любимым львом, спасителем своим.
                  
Но только что он встал и отвернулся, сытый
Всей этой мерзостью и лестью их открытой,
Но только что зевнул и, весь - благой порыв,
Горящие глаза на белый день открыв,
Он гривою тряхнул и, зарычав протяжно,
Готовился к прыжку и собирался важно
Парижу объявить, что он - король и власть, - 
Намордник тотчас же ему защелкнул пасть.

Le Lion

                       I

J’ai vu pendant trois jours, j’ai vu plein de colère
Bondir et rebondir le lion populaire,
Sur le pavé sonnant de la grande cité.
Je l’ai vu tout d’abord, une balle au côté,
Jetant à l’air ses crins et sa gueule vorace,
Tordre à doubles replis les muscles de sa face ;
J’ai vu son col s’enfler, son orbite rougir,
Ses grands ongles s’étendre, et tout son corps rugir…
Puis je l’ai vu s’abattre à travers la mêlée,
La poudre et les boulets à l’ardente volée,

Sur les marches du Louvre… et là, le poil en sang
Et ses larges poumons lui battant dans le flanc,
La langue toute rouge et la gueule béante ;
Haletant, je l’ai vu de sa croupe géante,
Inondant le velours du trône culbuté,
Y vautrer tout du long sa fauve majesté.

                       II

Alors j’ai vu soudain une foule sans nombre,
Se traîner à plat-ventre à l’abri de son ombre ;
J’ai vu, pâles encor du seul bruit de ses pas,
Mille nains grelotant lui tendre les deux bras ;
Alors on caressa ses flancs et son oreille,
On lui baisa le poil, on lui cria merveille,
Et chacun lui léchant les pieds, dans son effroi,
Le nomma son lion, son sauveur et son roi.
Mais, lorsque bien repu de sang et de louange,
Jaloux de secouer les restes de sa fange,

Le monstre à son réveil voulut faire le beau ;
Quand, ouvrant son œil jaune et remuant sa peau,
Le crin dur, il voulut, comme l’antique athlète,
Sur son col musculeux dresser toute sa tête,
Lorsqu’enfin il voulut, le front échevelé,
Rugir en souverain, — il était muselé.

Последние стихотворения